Артур Аршакуни - Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга первая
– Мир вам, о путники! – обратится он к Бахиру, выделив его из всех не потерявшим зоркости взглядом.
– Мир и тебе, путник! – ответит на приветствие Бахир и пригласит старика к костру по древнему обычаю.
Законы пустыни суровы: если встреченный желает тебе мира, ты обязан разделить с ним еду и тепло костра, ибо кто знает, не окажешься ли завтра ты сам в его положении?
И сядет старик к костру, пригладив бороду и протягивая к теплу озябшие руки, и оба будут бросать незаметные, но пытливые взгляды друг на друга: один – из-под кустистых бровей, другой – из узких хитрых щелочек, куда так удобно прятать глаза.
И потечет неторопливая обстоятельная восточная беседа, беседа ни о чем – невежливо задавать интересующие тебя вопросы незнакомцу прямо в лоб – в которой не менее слов важны интонация, паузы и жесты. Наконец, Бахир поведает о себе, бедном, маленьком купце из Сирии, который едва сводит концы с концами, подвергая себя постоянным лишениям в пути. Старик покивает, сочувствуя Бахиру, и в свою очередь назовет себя странником, который ходит из города в город и довольствуется добротой встречных.
– Хватает ли почтенному страннику доброты встречных? – лукаво спросит Бахир.
– Хватает ли птице неба, а рыбе – моря? – ответит странник. – В душе самого закоренелого преступника доброты хватит на все мироздание, необходимо только подобрать нужный ключ к его душе. А самый верный ключ к душе человека – знание о его будущем.
– Воистину так, – согласится Бахир, перебирая четки, только глаза его еще глубже уйдут в узкие щелочки, потому что в этом древнем, как мир, состязании – разговоре двух человек – перевес на его стороне.
– Еще я снимаю порчу, зубную боль, ведаю травы, вправляю суставы, – монотонно продолжит странник, и Бахир будет согласно кивать ему, перебирая четки и внутренне настораживаясь.
Смутное беспокойство охватит его.
Непрост этот старик! Обладая половиной этих знаний, можно рассчитывать на нечто большее, чем кусок хлеба и придорожный костер. Если…
Если только он не корыстный шарлатан, обращающий себе на пользу людскую доверчивость.
– Истинное знание отличается от шарлатанства тем, – продолжит старик, словно прочитав мысли Бахира, – что стремится не навредить человеку.
– Разве может правильное предсказание навредить человеку? – удивится Бахир. – Если ты правильно предскажешь мне, с какой прибылью я продам свой товар в Акабе индийским купцам, я смогу уже сейчас строить свои планы на обратный путь, – что же в этом плохого?
– Скажи, – спросит старик, подняв глаза от пламени и впервые за весь разговор открыто посмотрев в лицо Бахира, – ты хотел бы знать, когда ты умрешь?
Наступит молчание, ибо Бахир будет растерян и смущен.
Непрост старик, и в этом состязании у Бахира уже нет перевеса.
Чтобы выиграть время и собраться с мыслями, Бахир крикнет Юнусу привести к костру невольницу.
Разговор о женщинах – умный и отвлекающий ход в этой партии.
И сядет невольница по другую сторону костра, пряча лицо от мужчин, и займется младенцем на ее руках.
– Вот, – усмехнется Бахир, – убыток мне и разорение! Купил я ее еще в Харране вместе с другими рабынями, оставил в Дамаске, благо он рядом, пустил остаток денег во второй оборот и отправился с караваном в Тарс с шелком и выделанными кожами. Затем вернулся за ними, чтобы продать в Иевусе, а она, оказывается, уже в тягости!
– Тягость женщины – благо человеку, – заметит странник, внимательно оглядывая невольницу с белокурыми волосами, склонившуюся над младенцем.
– И убыток торговцу! – возразит с невеселым смехом Бахир. – Дикарки с другой стороны Понта хорошо идут на наших рынках, но кому нужна рабыня с младенцем? Пока она кормит, – она нечиста, ибо должны пройти дни ее. А кормить даром младенца в ожидании, когда он станет сильным и работящим, никто не хочет. Придется отнять у нее младенца. Эй, Иллели! – крикнет Бахир невольнице. – Я отниму у тебя младенца и продам тебя на обратном пути. Ты слышишь меня?
Невольница крепче прижмет к себе младенца и что-то глухо, как собака из своей конуры, заворчит вполголоса.
– Странная она какая-то! – продолжит Бахир доверительно. – Юнус сказал мне сначала, что родила она вроде как мертвого младенца, я обрадовался, но оказалось, зря – живой, щенок, и невредимый! Эй, Иллели! Это правда?
И не заметит при этом Бахир, как насторожится старик.
– Мой сын, мой Дажд… Он долго спал, а теперь проснулся. Он живой!
– А теперь мне надо кормить и тебя, и твоего Дажда? – Бахир развлекается от скуки и развлекает странника. – Отниму!
– Младенец? – скажет старик негромко, словно самому себе. – Дажд?
– Он – мой! – рабыня судорожно стиснет младенца, и блеск ее бездонных глаз невольно озадачит Бахира: то ли это – ненависть, то ли просто блики костра. – Дажд – мой!
– Младенец? – снова скажет старик. – Звезды не могут лгать.
– Ты что-то сказал, почтенный? – спросит Бахир.
– Я иду от Бет-Лехема, – переведет разговор странник, и Бахир тотчас мановением руки отошлет Иллели с ее младенцем к себе.
Конец развлечению, продолжается серьезный разговор двух мужчин, продолжается состязание!
– Знаком мне этот город, – делает он осторожный ответный ход, передвигая полированную кость по шелковому шнурку.
– Там на постоялом дворе…
– И постоялый двор знаком мне! Кто же из купцов не знает постоялый двор Бет-Лехема и Забтеха, наикорыстнейшего хозяина его? Но продолжай, – еще одна кость скользнет по шелковому шнурку.
– В ночь новолуния великое чудо засвидетельствовали мы.
– Чудо? Какое же, о почтенный странник?
– Рождение младенца.
Бахир едва сдержит вздох разочарования и раздражения.
Со слабым играть неинтересно.
Воистину между глупостью и мудростью расстояние тоньше волоса из хвоста осла!
– Тогда, почтеннейший, каждый мужчина, начиная с Адама, познавая женщину, может считать себя чудотворцем, – засмеется Бахир, сдвигая все кости по шнурку и начиная партию сначала. – Но прошу тебя, давай не будем больше о младенцах, – я тоже иду от этого постоялого двора не могу опомниться от такого «чуда».
– Я – гость у твоего костра, – согласно наклонит голову странник. – Красивые у тебя четки, – заметит он, начиная новую тему.
– В пути, о путник, да будет тебе известно, лучше перебирать четки, чем считать верблюжьи шаги, – уклончиво ответит Бахир.
– Я вижу, что они недавно у тебя, – усмехнется старик.
– Да… – растеряется Бахир. – Я выиграл их в кости как раз у хозяина постоялого двора в Бет-Лехеме, почтенного Забтеха.
Нет, не прост старик!
Четки! Откуда он узнал?
– Однако ты сказал «мы»? – вспомнит Бахир. – «Мы засвидетельствовали чудо»?
– Колодец мудрости не вычерпать одной горстью.
– И они тоже, как и ты… кудесники и прорицатели?
– Я – недостойный ученик, испивший крохотный глоток из колодца Знания.
– Хорошо, – Бахир, наконец, решается свести разговор к пугающей и манящей его теме, – Юнус! Приведи сюда Али. Да поживее!
Наконец, разбуженный и перепуганный Али будет вытолкнут Юнусом в светлый круг костра.
– Где я мог видеть его? – удивится старик.
– Его? Этот высохший овечий помет? – всплеснет руками Бахир. – Не смеши меня, почтеннейший. Его можно видеть или спящим под верблюдом, или спящим на верблюде… Ты сказал, что не предсказываешь судьбу, чтобы не навредить слышавшим их людям? Этот Али – он глух, подобно черепку кувшина. Он не может услышать твои слова, поэтому они никак не навредят ему. Предскажи нам его судьбу!
Странник долго будет смотреть на огонь, словно не расслышав вопроса. Потом поднимет взлохмаченную ветром голову:
– Он умрет.
Беспокойство охватит Бахира, но он попытается отшутиться:
– Такие пророчества и мне по силам, ибо кто не знает, что все мы смертны?
– Он умрет скоро.
Веселье оставит Бахира, и уже боязливо, с трудом двигая внезапно одеревеневшим языком, он спросит, уставившись в огонь:
– Когда?
И услышит в ответ одно короткое слово:
– Завтра.
Бахир нетерпеливым жестом отошлет несчастного Али к себе обратно.
Какой страшный ответ! Сколько он рождает вопросов! Что случится завтра? Что случится с Али? А с остальными? А…
– Не спрашивай меня больше, о гостеприимный путник! – скажет странный старик и решительно поднимется с места. – Благодарю тебя за тепло костра и разделенную трапезу. Мне пора в путь.
– Куда же ты – впереди ночь! – Бахиру немного досадно прерывать разговор.
Ибо в этом состязании победа была не на его стороне.
– Самая спокойная пора, – усмехнется старик, – в наше смутное время, а я сведущ еще и в звездах. Звезды же говорят, что все идет по предначертанному ими пути, с которого не свернуть ни мне, ни тебе, ни твоей невольнице с чудесным младенцем. Прощай!
